Мой брак распался, когда я сделала целый ряд неприятных открытий о муже. И тогда я сделала то, что делали многие женщины до меня: я сбежала в то место, где я могла залечить раны и трезво посмотреть на жизнь. Но это место оказалось вовсе не Меккой для еды и молитвы. Я переехала вместе с двумя сыновьями в страну, пребывающую в смятении – в самый кровавый день в ее современной истории. 14 августа 2013 года – день, когда египетские войска убили более 700 гражданских демонстрантов, включая британского журналиста, который был гостем на званом ужине, который давала. Я переехала в Египет.

Это может звучать безумно, ведь я искала мир и покой, но для меня этот переезд был спасением. В Каире я воскресла смелой авантюрной женщиной, которой я была двумя десятилетиями ранее, до того, как я уступила давлению и обязанностям взрослой жизни.

Я встретила моего бывшего мужа в тогда еще советской Москве, куда я переехала из Парижа в поисках работы журналистом. Первый раз мы поцеловались на заснеженной Красной площади, а после свадьбы жили в Гонконге и Лондоне, прежде чем вернулись в США, что тогда мне казалось лишь временным периодом в карьере, прежде чем мы отправимся за новыми приключениями.

Спустя 20 лет и двух детей, мы все еще в Нью-Йорке, прочно осевшие, словно нас там зацементировали. Не поймите меня неправильно. Я была счастлива… пока мой брак не распался.

В Каире – а я работала над книгой о Египте, потому переезд туда казался мне логическим, — я нашла странное утешение в восстаниях. Адреналин от проживания в условиях политической нестабильности отвлек меня от моих личных проблем. Боль все еще была, но меня вдохновляла борьба с испытаниями повседневной жизни в Египте как мать-одиночка. Я не хотела сразу же заводить какие-то серьезные отношения. Или вообще когда-либо. Но если бы все в моей жизни шло по плану…

Одной ночью я заметила запрос в друзья на Фейсбуке от неизвестного мужчины. Он был тунисским журналистом, который приезжал в Каир на новую работу, и спрашивал моего совета о том, где и как снять жилье. Я рассказала, что могла. Через несколько дней, после того, как он приехал, он спросил, не хотела бы я встретиться.

Мы договорились встретиться выпить чего-нибудь после работы. Между тем, я проверила его аккаунт в Фейсбуке и поняла, что он намного моложе меня. Там было мало информации, но судя по ней, я не могла дать ему больше 30. А мне было уже под 50, потому в моем уме разница в возрасте исключила любую романтическую возможность.

И представьте мое удивление, когда за кружкой пива я случайно упомянула моих детей и сразу же поняла, что лучше бы я промолчала. То есть на подсознательном уровне я все же была в нем заинтересована.

Оказалось, что у него такие же чувства. Спустя несколько дней он написал мне сообщение, что скучает по мне. Мы встретились, и я рассказала о моем неудавшемся браке. И снова я хотела себя ударить за это. Но на этот раз все пошло по-другому. Мы пошли в соседний бар на крыше, но он был закрыт на ремонт. Мы все же туда пробрались и стали любоваться ночным видом на Нил, и вдруг он меня поцеловал. Это был прекрасный поцелуй, пока нас не осветил фонарь охранника, который нас и прогнал оттуда. Последний раз, когда такое со мной случалось, было на заднем сидении машины моего школьного парня.

Это была любовь с первого взгляда. Через несколько дней он сказал, что хочет, чтобы мы были вместе, а еще немного спустя – что любит меня. И несмотря на разницу в возрасте и тот факт, что мы спорили об всем: начиная от кино и заканчивая местом отдыха, — я чувствовала то же самое. Между нами было что-то выходящее за рамки логики.

Рядом с ним я почувствовала словно «назад в будущее» и я скинула с плеч два десятка лет. Живя с ним эти годы, я будто проживала заново свои тридцатые. Но теперь я была лучшей своей версией.
[reclam]

Я поняла, что невозможно быть закрытой с человеком, который хочет открыть тебе свою душу, тебе, такой жестокой, эмоционально неприступной женщине, которая вдруг стала намного мягче. Я никогда не чувствовала себя такой открытой и беззащитной, и это немного пугает, но теперь я чувствую все намного глубже, чем когда-либо прежде.

Это распространялось и на нашу сексуальную жизнь: все, как только можно себе представить молодого горячего мужчину до 30 и сексуально раскрепощенную женщину, которую я в себе снова открыла. Но он показал мне много нового. Это первые отношения, которые были как физически, так и духовно эмоциональны.

Когда я смотрела на нас со стороны – ему 26, мне 48 – думаю, я выглядела смешно. Потом я напоминала себе, что если бы это он был старше на 20 лет, то никто бы и внимания не обратил, и я поняла, что у меня те же стереотипы, я такая же жертва сексизма, как видят меня. Пока я переживала, что мое тело уже не так привлекательно, он по десять раз на день говорил мне комплименты. Так как он часто появляется на телевидение, у него много поклонниц. Парадоксально, но это обнадеживает меня. Он говорит, что среди тысяч женщин, которых он встречал, нет ни одной похожей на меня. Я верю, что он искренен. Именно мой опыт и мой другой взгляд на жизнь делает меня интересной для него.

Я прекрасно понимаю, что однажды он может захотеть детей и что жизнь с двумя чужими детьми может стать большим, чем он готов справиться. Но за 10 месяцев наших отношений его заверения успокоили мои нервы. И теперь, когда мы смотрим друг другу в глаза, я намного реже думаю, что он видит там только старушку.

Недавно я ужинала со старой подругой, которую не видела много лет. Она сказала, что никогда не думала, что мой брак разрушится. Ей нравился мой муж, но он и моя замужняя жизнь никогда не подходили той личностью, которой она меня знала. «В этом больше смысла», — сказала она о тунисце.

Наверное, девушка-революционерка, которой я была в мои 20-ые, имеет право на жизнь. Риск – понятие относительное и личностное, и иногда общественно оправданный выбор, которым стал мой брак и который противоречил моим новым отношениям, — может быть самым опасным.